Как сказал Дмитрий Дибров, он и Дмитрий Губин дождались звездного часа. В их программу «Временно доступен» на канале ТВ Центр пришла сама Примадонна. И, как всегда, была откровенна.
Перевести телебеседу в газетный текст - дело сложное. Мы попытались передать самые яркие фрагменты.
- Алла Борисовна, знаете, кого, по последним данным ВЦИОМа, граждане России считают символом русской женщины? На третьем месте Валентина Терешкова, на втором - губернатор Петербурга Матвиенко, а на первом - вы. Вы практически Родина-мать…
- Ну почему бы нет? Мне уже достаточно много лет, чтобы стать матерью какого-нибудь общества, а не просто своей дочери. Я вроде никого не подводила, а народ-то редко ошибается. Хотя и редко говорит правду в последнее время.
- Говорят, во время интервью вы сами выбираете себе образ. Сегодня вы какую роль хотели бы сыграть?
- Никакую. Я уже столько этих ролей наиграла и только счастлива, что мне не приходится ничего играть.
- Устали?
- Ну есть такая тема немножко.
- Тогда назовите три вещи, которые определяют сегодня вашу жизнь.
- Во главе угла стала семья, а не сцена, здоровье - на втором месте, и на третьем - от всего получить удовольствие, от каждой секунды, минуты, от общения. Радость и удовольствие. Удается, слава богу.
|
- Но у нас семьи нет. Семьей нельзя назвать сожительство под одной крышей. Хотя семья - это самое главное, из чего должна состоять жизнь и каждого, и России...
- Семья - это прекрасно. Семья - это когда муж, дети, у меня все это уже как бы было. Взрослые все, даже внуки. Но я никогда не смотрела на семью как на гнездо: вот они вылупились, вот они мои родненькие, вот у меня есть крылышки, которыми я могу прикрыть их. А теперь у меня такая возможность есть.
- В 18 лет семья, здоровье, удовольствие что-то другое для вас значили?
- Абсолютно. Я вообще не понимала, честно говоря, что это такое - семья. Мама, папа, брат... Но я из нее всегда рвалась. Мне казалось, что все это путы, которые меня удерживают от какого-то поиска. Я ушла из семьи в никуда, куда-то уехала, это было интересно. О здоровье я вообще никогда не думала. Пожалуй, только последние два года подумала. А в удовольствие было все, даже работа.
- Простите неприличный вопрос, но только честно…
- Я могу только честно.
- Вы понимали, что 90 процентов мужчин вас хотели?
- Конечно. Но дело в том, что я сознательно на сцене убирала всю свою сексуальность.
|
- Как вы ее убирали? Вы, наоборот, ее предъявляли, извините.
- Нет. Там сексуальности буквально на 10 процентов, и все. А если бы я все выдала, я бы пела другие песни, и мне вообще не надо было бы петь, просто ходи туда-сюда, и все. Нет, я сознательно убирала сексуальную сторону, потому что мне казалось - это все очень мешает. Я крайне скромно одевалась, чтобы ничто не мешало: черный цвет, удобная обувь, чтобы ноги не уставали. Это у меня такая спецовка была. И во всем, понимаете, во всем мне хотелось, чтобы видели сущность человеческую, не прикрытую всякой шелухой.
- Сексуальность - шелуха, да?
- На сцене - да. Она очень мешает. В какой-то песне это будет очень хорошо, тогда она стрельнет. Но если ты уже выходишь на сцену с задачей быть сексуальной, это смешновато немножко.
- Вы бы что-нибудь сейчас изменили в своей жизни?
- Нет, ничего. Ну, пожалуй, некоторые поступки.
- Какие?
- Это не один поступок. Я считаю, что были какие-то вещи неприличные. Предположим, я была слишком прямолинейна... была достаточно бесшабашна, ляпнуть могла что-нибудь не подумавши.
- Вы ощущали то время как возможность сказануть так, как только Пугачева может?
- У меня была такая бешеная популярность. Нет, не то слово популярность, невероятная любовь народа, которая всегда была для меня защитой. Я не боялась говорить, нести эту правду со сцены, потому что думала: меня же отсюда не выгонят, раз уж запустили. Мне безумно нравилось, это была моя трибуна. Любовь народа - это невероятный подарок судьбы.
|
- С каким мужчиной вы способны через четверть часа после знакомства перейти на ты?
- Пожалуй, ни с каким.
- А какого мужчину вам бы хотелось соблазнить?
- Что значит хотелось соблазнить? Кого хотела - соблазняла. Что делать-то? Я своих мужчин не рекламировала. Они все были разные. Мужей вы знаете...
- Когда вы первый раз столкнулись с тем, что на вас мужчина смотрит как на лицо с пластинки? И смогли ли вы преодолеть этот барьер?
- Как только появились пластинки, популярность, все на меня стали смотреть как на лицо с обложки. И, слава богу, у меня хватило ума понимать это. Никуда не денешься, пришла такая жизнь. У меня не было какого-то спокойного отношения к жизни, я могла и сорваться в свое время, и напиться, и не знала, куда девать это накопившееся ужасное состояние души, усталость. А потом вдруг как-то успокоилась. Мне стало так приятно ни на кого не обижаться. Все стало ясно в моей жизни, отсюда и песни такие, отсюда и любовь народа, наверное. Зато пропал элемент непредсказуемости, бесшабашности. И мне стало скучновато. Я ощущала, что как будто что-то выполнила, и начинались страшные вещи. Я выходила на сцену и чувствовала: стоит существо, напрягает какие-то связки, издает что-то достаточно осмысленное, другие существа сидят в зале, и, когда им нравится, они делают вот так (аплодирует. - Ред.). И я чуть слова не забыла от этой картины. Я поняла, что это пошла физиология какая-то, и мне это страшно не понравилось. Правда, мне потом врачи объясняли, что когда с сердцем не очень хорошо, то начинаются какие-то странные мысли. И я стала думать: надо валить со сцены. Я открыла ящик стола, я увидела много песен, которые я не могла спеть, потому что их надо было петь именно так, развлекая.
|
- Были люди, которые вас отвергали?
- Конечно. А как же. Разве может жизнь пройти без того, чтобы тебе не встретился человек, который тебя отвергает?
- Первые знаки популярности помните?
- Ну да... Вот ты спел песню на каком-то конкурсе в Болгарии, и целый месяц об этом конкурсе никто не знает, потому что по телевизору его не показывали. И вот приезжаешь в Сочи, а конкурс этот уже показали. Стоишь на балконе, а внизу звучит песня «Арлекино» - уже идут с магнитофонами и эту песню поют. Тебя еще не узнают, и ты идешь и думаешь: как интересно, песню поют…
|
- А потом были моменты, чтобы вас не узнавали?
- Да, это же такое счастье, что тебя не узнают. Ну какое-то время хотя бы. Я начала ездить в Цюрих отдыхать лет двадцать назад. И поняла, что там отдых для меня замечательный. Я приезжала и становилась человеком-невидимкой. Ходила в чем хотела, даже без краски. Такой был отдых, что недели хватило! А потом все закончилось: пошла по улице - Алла Борисовна, это вы? Села в ресторане - ой, кого я вижу, и вы здесь? И началось. Ну я еще год поездила, два, а потом уже просто нельзя было выйти на улицу... Я уже поняла, что надо какие-то места и явки менять.
- Вы ощущали, что вы избранная?
- У меня с детства такое было, что я избранная. Как только начала по улице без мамы ходить. Мне все время казалось, что на меня поглядывали, что какая-то я необычная, хотя уж обычнее не придумаешь. У меня предполагалось это где-то очень в глубине души, что я не просто так родилась на этот белый свет.
- Алла Борисовна, когда у мужа и жены есть большая разница в возрасте, к каким-то вещам приходится привыкать. Правда ведь?
- Привыкать?
- Да, конечно. А разве нет? Или мириться?
- Какой возраст у женщины, это главное. Давайте возьмем на моем примере, мне все-таки седьмой десяток лет. Моему, так сказать, близкому другу, не хочу называть его мужем, но считаю, так сказать, Максиму Галкину на 28 лет меньше… Если что, ему можно дальше жить. Он еще может семью создать. Эта мысль, она, как правило, возникает у женщины, которая намного старше. Которая уже и без приплода, так скажем...
- Деторождение - это основное?
- Основное. Потому что это то, что заботит любую женщину, то, что в ней может развить комплекс. Не во мне, но в другой женщине.
- Максим Галкин - не просто актер или телеведущий, это книгочей. Вот на чем основано ваше единение. Но есть и чувство любви, взаимоуважения, сексуального влечения, от которого люди не могут отказаться, когда хорошо с человеком. Когда ты не думаешь о том, сколько ему лет, а просто необходимость в этом человеке. Когда тебе жизнь представляется без него скучной и какой-то унылой.
|
- Да, конечно, смешно искусственно разрывать такой союз только по одной причине - как я могу позволить себе это? Да могу. Потому что жизнь коротка и надо сегодня жить, сейчас.
- На какой самый большой срок вы расставались с Максимом?
- Самое большее - на месяц, по-моему.
- О вашем «гнезде». Никита, внук, очень скромный и очень талантливый...
- Есть в нем, есть.. Он при этом не прибегает к внешнему эпатажу. Не знаю, как Кристина с ним работала всю жизнь, он очень скромный. Очень удался этот внук. Что с ним в результате будет? Он уже и в кино снялся.
- Вы его «строгали»? Обрабатывали?
- Нет. Ни Кристину я не обрабатывала, ни Никиту. Моя жизнь - пример для них. Они все видели. Никита - он, конечно, смешение двух интересных личностей. Безумно талантливого - Вова, извини - оболтуса, Вовы Преснякова. Никто же Володей-то его не называл, все - Вова. А как назовешь, так и поплывет... И этой организованной, внутренне удивительно высокородной баронессы Кристины. И еще эта бабушка, да и дедушка талантливый. Оба дедушки и обе бабушки талантливы! И не надо в Никите копаться, он не будет с вами откровенничать, но я знаю, что в нем есть. И даже не боюсь это спугнуть. Я просто молюсь каждый вечер за него, чтобы он был любим, чтобы сам любил и чтобы у него все получилось. Чтобы ощущение нужности людям у него не пропадало.
- Он в Нью-Йорке учится?
- Да. Вот чего я от него, конечно, совершенно не ожидала. В этом тоже есть характер. Я ему сказала: давай здесь, ВГИК есть, студии, многие режиссеры собирают свои школы, мастерские. Но он говорит: я иду по улице, я еще ничего не сделал, а за мной толпы журналюг, еще кого-то. Ничего еще не сделал, а такое внимание. Не хочу. Он уехал туда, где его никто не знает. Он добьется того, чего хочет. Это мне очень понравилось. Хотя далековато, конечно.
- Про вас ведь легенды ходят, что вы можете любого человека запулить вверх на орбиту, но если что поперек вас - сломаете любую биографию. Это правда?
- Да ну что вы!
- Вы как крестная мать российской эстрады, к вам нужно прийти поклониться, иначе ничего не будет.
- Да нет, ну это, конечно, чушь собачья. Абсолютная чушь, видит бог. Но кому-то очень выгодно, чтобы так было.
- А кому?
- По-моему, тем, у кого что-то не получилось. Есть весомая причина твоей невостребованности, твоей неудачной карьеры? Пугачева пришла и вычеркнула! Я слышала эти разговоры.
- А что такое звезда?
- Это так звезды сошлись, понимаешь. Рождается звезда. И никуда ты не денешься от этого. Она родилась. Это сущность. Энергия, тайное свое видение жизни. И подача ее, подача себя. Это, конечно, особый тип человека. Особый взгляд, другой взгляд вообще. Посмотри в глаза! Это взгляд, там какой-то свой мир, там энергетика, там идет посыл. Но есть популярность, а есть звездность. И есть любовь народа. Называй себя звездой, называй себя известной, знаменитой, популярной, но если тебя не любят люди, не любит народ - это все не то.
- А есть страх потерять звездность?
- Звездность? Это не звездность, это нужность и любовь. Как можно? Конечно, жалко потерять.
- Нет, не жалость, а страх?
- Нет, такого нет. Мой мир богаче, чем просто пение. Поэтому можно что-то найти в созерцании даже и чувствовать счастье. Вне сцены, просто в созерцании. Надо любить жизнь в любых ее проявлениях. Я ее очень люблю, и мне нравится находить в ней что-то красивое.
- Какую последнюю книгу Максим вам дал почитать со словами: «Алла, ты должна это прочесть!»?
- То, что он мне дал почитать, я начала и бросила, потому что «Одиночество в Сети» Вишневского я вообще не понимаю. Обычно мне рекомендуют что-то прочесть, но я не в восторге от того, что современные писатели пишут. Хотя Мураками мне понравился. Я с восторгом прочла «Империю Ангелов» Вербера. Я поняла, что если мне перед богом встать и попросить чего-то такого, то я скажу: сделай меня ангелом-хранителем для близких, если я хоть немножко заслужила это. Или хотя бы для внуков.
- Лучше бы здоровья попросили.
- Здоровье здесь нужно, а там-то чего просить.
- Что такое счастье?
- Не знаю... Счастье - это, по-моему, чувство гармонии с самой собой, с собственной душой. Но могу сказать по-другому. У меня недавно брат умер, я с ним все время была, он у меня на руках умер и сказать ничего не мог. И, видя эти муки, я подумала: какое счастье, когда наступают последние минуты, этот скорбный час, это осмысление своей жизни, а ты не чувствуешь себя плохо и отвратительно от того, что ты такую прожил жизнь. Какое-то светлое чувство, что не зря прожил. Вот эта последняя минута, когда счастливый итог, и есть главное счастье. Ты сделал все что мог, и тебе хорошо. И не страшно из этой жизни уйти.
- Вам ведом страх смерти? Вы об этом думаете?
- Я стараюсь не думать, что о ней думать? Есть и будет.
- Есть люди, готовые к смерти, и те, кто не готов. У вас были с самой собой такие разговоры?
- Конечно, были. И я говорила смерти: подожди, еще надо вот это, вот это, вот это... Разговаривала как с вполне сознательным существом: подожди немножко. Да и в принципе рановато...