Загрузить еще

Никита Михалков: Критики моего фильма для меня - трупы!

Никита Михалков: Критики моего фильма для меня - трупы!

Никита Сергеевич дал интервью «Комсомолке», и, конечно же, мы говорили и о фильме, и о его видеоблоге «Бесогон», и вообще о его взглядах на жизнь.

Обсуждают не картину - меня!

- Ну вот. Мы дождались «Цитадели», а вы - шквала мнений-обсуждений. Критики единодушны, пожалуй, в одном - «Цитадель» понравилась всем больше, чем «Предстояние». А вы сами довольны?

- Я и первой частью доволен, она точно выполняет свою функцию - чтобы заработала вторая. Это как вилка и розетка. А не то чтобы я выпустил первую часть, потом меня раздолбали, и я спохватился и снял вторую. Это продумано же, и вместе они как раз и есть тот образ, который в результате будет раскрыт в 13-серийном телевизионном варианте, где будет все. Он выйдет в начале телесезона.

- В сериале будет подробнее дана любовная линия?

- И не только. Там будет много нового. Очень много. Сцены в госпитале, ­война, возвращение Котова, там другой поворот внутри, где Котов выгоняет Кирика. Там страшная сцена, когда он ему говорит: «Миленький, что ж ты хочешь? Есть как большой, а платить как маленький - так не бывает. Забирай свой помет отсюда». Там много того, чего нет в картине.


- Основную претензию к фильму критики сформулировали так: «Цитадель» - притча, миф. Цитадель, собственно, взрывает симпатичная белая мышка. И кто-то, может, скажет: «Ну что, довоевались до мышей?»

- Так и первая часть притча. А мы что, не можем представить себе, что вот так мышка хвостиком махнула?.. Что живая природа воюет вместе с людьми? Можем. Мы фольклорный народ. Другой разговор, что оба фильма наполнены земной правдой войны и глубинным смыслом. Все начинается с полного штиля. Тихий день в деревне. Ничего не предвещает страшного. Но вот это сознание того, что все рядом, что через секунду тебе, может, придется принимать решение - быть или не быть, жить или не жить, убить - не убить... И первая часть картины - фрагментарная, она вся состоит из новелл. Законченных. Каждая из которых может быть короткометражным фильмом. Но она как раз и взрыхляет ту почву, на которой потом в течение восьми дней происходит история с цитаделью. Глупо и бессмысленно объяснять задумку картины, но проблема в том, что критики не картину обсуждают. Они обсуждают меня. Я похоронил их всех на пять метров, эту всю кинокритику нашу. Они же все время отождествляют Котова со мной. А если это так - мне вообще разговаривать с ними
не о чем. А уж когда меня начинают трепать за черную пехоту, все - это безграмотные люди. Вы почитайте материалы так, как мы их лопатили. Хотя бы Б. Соколова «Неизвестный Жуков», и поймете, как все было на самом деле.

Мне не в чем оправдываться!

- А случаев, когда заград­отряды стреляли в спину своим, много было?

- В моей картине нет ничего того, чего не было! И стреляли, и пьяные генералы отправляли штрафников неизвестно куда. Мало того, даже у себя в блиндаже стреляли людей. Это война. А вы расцениваете ее по клише, которые запали нам за 50 лет советского кино, где этого вообще не касались. Но моя задача заключается не в разоблачении свинцовых мерзостей сталинизма и правды войны. То, что мне нужно для сюжета, я беру, и у меня всегда есть этому документальное объяснение.

- И тому, что Котов идет в атаку с палкой?

- Да. Сталин сначала напоминает Котову, как он травил газами крестьян, зарубил священника, топил баржи с белыми офицерами. У него руки по локоть в крови, у Котова. И, по расчету Сталина, деваться Котову некуда, тем более что потом он ему говорит: «После этого я дам тебе армию». Значит, у Котова есть два выхода - либо он выполняет приказ Сталина, закрывая на все глаза. Просто плюс ко всем грехам будет еще один. Либо он говорит: ребята, я вас всех должен туда послать, но это тот грех, который я на свою душу взять не могу. Поэтому я даже вас не зову, я просто иду - и все. Потому что это моя жизнь и я сам решаю, что с ней делать. Потрясающий, искупающий все поступок!

- Это сильная сцена, да. Пробирает. Но есть и комично-фееричные, предмет придирок опять же: комарик, который наш и поэтому «пусть сосет», женщина сидя рожает в кузове машины под бомбежкой, при этом дает интервью, что дитя от немца, а попутчики тут же с прибаутками нарекают младенца Иосифом Виссарионычем. Котов и Митя, выбравшись из-под цитадели, тут же оказываются в мирных идиллических пейзажах…  

- Да я в гробу эти придирки видел. Мне не в чем оправдываться. Люди плачут на картине, люди смеются там, где надо, и аплодируют стоя в конце. Что мне еще надо? Удовлетворить кинокритиков? Так я сказал, что они трупы для меня. Как я могу удовлетворить труп? Мне товарищ рассказывал, как после премьеры выходят две критикессы в слезах, в соплях, рыдают обе.

- Ну что будем делать?

- Что-нибудь напишем.

И критики даже не заметили потрясающий эпизод, когда солдаты спят, выталкивая машину. Ё-моё! Они не поняли, что машину толкают и русские, и пленные немцы. Это смысл войны всей. Она прекращается вместе со сном и усталостью. И они не враги. Они уставшие люди. Это для меня дороже всего.

Никита Сергеевич с любимыми дочками. Фото PHOTOXPRESS.

Погубили славу русского солдата!

- Кстати, почему у вас в фильме такое деликатное отношение к немцам? Немцы у вас и говорят культурно, и поступают красиво. А чего вы тогда на фильм Лозницы «Счастье мое» наезжали? С его хорошим отношением к немецкой стороне в Великой Отечественной большинство сочли картину чудовищной, а кто-то говорит, что она честная.

- Я потому такими немцев показал, что вы привыкли к штампу. Почему я должен делать то, к чему вы привыкли? Писатель Кавад Раш отмечал, что советские историки погубили славу русского солдата. Они у него ее отняли. Потому что показывали немцев идиотами, пьяницами и бездарностями. А немецкая армия была самая мощная армия в мире. И Франция, и еще пол-Европы ложились перед ними в несколько дней. И мне нужен был враг не тупой, а враг, который понимает… «Я - офицер вермахта, а не палач. Я уйду, а вы через пятьсот метров их стреляйте». На мой взгляд, когда достойный противник, тогда и победа твоя достойна.

- А давайте о достоинстве! Никита Сергеевич, мне кажется, что мир катится в сторону обслуживания - все друг друга обслуживают. Политику, запросы толпы и т. д. Мотивации, куда ни плюнь, женские. А вы - носитель принципов. Таких ли, сяких - но принципов. У вас ход от себя - «я хочу, и я это делаю».

- А нормальный художник только так и может поступать - и никак по-другому.

- И вам за это шишки не надоело набивать?

- Мне? За это? Ё-моё! Да господь с вами! Это счастье! Когда я вижу, за что меня бьют и кто? Ребята, что вы думаете, из седла меня выбить тем, что вы про меня пишете? Я-то знаю, почему я это делаю. Для политики, для денег, для славы, потрафить кому-то?! Да идите в ж…, я так чувствую, я так вижу и в это верю. И я знаю, что здесь есть новаторство. Когда мне выражают сожаление о моей немощности, старости - у меня обид по этому поводу нет. Я знаю, что я могу и чего не могу. И я знаю, военная картина собрать огромную кассу сегодня в нашем обществе, изуродованном современным отечественным кинематографом, не может по определению. Если мы снимаем только то, что приносит деньги, - ради Бога! - оставайтесь с «Яйцами судьбы». Но что из вас потом вылупится - посмотрим.

- Фильм действительно ни на что не похож.

- Это же счастье! Мне интересно делать в мои 65 лет то, что я не делал. А не сидеть и выкачивать остатки былой славы. Меня лупят-то, как молодого! Вот что интересно-то! За новаторство. Хотя пишут «кончился». Я новатор, я только начался. Да и вообще, вы хоть раз видели в новейшей истории, чтобы такой ажиотаж и такой шквал споров вызвал отечественный фильм. А что еще надо?

- А финал «Цитадели» у вас новаторский или вполне голливудский? Котов вроде и на мине подорвался, и тут же живехонький с дочкой в танке едет.

- А вы бы мне простили, если бы я их убил? Чтобы они встретились и оба погибли? Вы с чем бы вышли из зала?

- С тоской, наверное.

- И все. Ответ принят. А я не хочу этого. И герои, и зритель заслужили остаться друг с другом.

Михалкова отождествляют с Котовым. Такой назад не повернет! Фото Алексея Белянчева.

Россию спасет смертная казнь!

- А ваш видеоблог «Бесогон» - это тоже от новаторства идет?

- От того, что люди хотят со мной общаться. У меня в общей сложности более 30 тысяч френдов. А сколько было фальшивых сайтов, которые от моего имени несли хамскую ахинею. И поэтому для меня был единственный выход - видео. Смотрите, это я вам говорю, и я за это отвечаю. Мне очень интересны общение и возможность выразить свою точку зрения в Интернете. Блогеры при встрече совсем не такие, как в сети. Нормальные ребята.

- Почему вы вызываете такую полярную реакцию? Любовь и ненависть?

- Тот, кто ничего не стоит, никого не интересует.

- Раньше ходили стенка на стенку. А теперь все стали благообразными менеджерами, а драки и агрессию в Интернет перенесли. А вы еще своей честностью и откровенностью их провоцируете.

- А вы предлагаете быть нечестным и неоткровенным?

- Нет, отчего же. Но вот ваш брат молчит? Делает свое дело. Ничего не комментирует и живет себе распрекрасно. И нервы целы. А вам зачем?

- Но… Я бы тогда был Андрон Сергеевич Кончаловский. А я Никита Сергеич Михалков. Мы разные люди. Все люди разные.

- И сложные. Иногда мне кажется, что у вас внутри только рацио, разум. Что вы все просчитываете. А иногда - что вы сильное и дикое, уж простите, животное, которое руководствуется своими желаниями. Вы какой?

- Да никакой! Поэтому всякий. Один любит арбуз, другой - свиной хрящик, как писал Островский. Люди зависимые и неталантливые живут тем, что думают о них другие. А люди независимые и способные живут тем, что сами о других думают. Я надеюсь, что я человек независимый и небездарный. Я не могу жить, постоянно оглядываясь на то, что про меня кто-то скажет?

- Я, кстати, еще не видела женщин, которые бы вас ненавидели. А мужиков вы зело злите. Видимо, они чувствуют в вас силу?

- Ну разве может настоящий мужик возненавидеть другого за определенность и ясность позиции? За то, что не юлит и не обходит стороной проблемы? Наоборот, как раз настоящий мужик именно это и ценит.

- А вам таких не жалко? Как Кирик ваш из «Цитадели».

- Я же его отпустил. Значит, жалко. Но быть на равных с ним и разделять с ним поле боя - упаси Бог.

- Мы сейчас про немощь говорили, а какие бесы обу­ревают Россию?

- Многолетнее культивируемое безбожие - не с точки зрения религии, а с точки зрения нравственных основ. И это порождает совершенно нежизнеспособное общество. Аморфное, злое, оно радуется чужим поражениям, верит в то, что пишут про других людей гадости, и не хочет даже задуматься, что это может быть неправда. Это то самое отсутствие мужского начала в обществе. Ложная инфантильность вместо мудрости.

- А что с этим делать? Первый шаг каким должен быть?

- Это другой разговор. Я считаю, что… введение смертной казни.

- Ничего себе. А химической стерилизации педофилов недостаточно?

- Конечно, можно расстреливать пулями из г…на. Вроде смертная казнь… Приговорен, но попали в него какашкой. Это не мера. Смертная казнь - это не желание убить человека, а желание остановить того, кого сможет остановить сознание того, что ты будешь наказан, если отнял жизнь у другого.

- А если ошибка?

- Но нельзя же, боясь ошибки, вообще ничего не делать. Для этого и существует ответственность. Это и есть право и правда. Если в России ни за что не отвечать, она развалится, превратится в навозную жижу, по которой каждый сможет пройти, надев непромокаемые сапоги. И получить то, что хочет. Кстати, если это будет принято, очень многие позиции изменятся вообще. Мировое сообщество поймет, что мы самостоятельное государство. И живет по законам, которые диктует ему жизнь внутри государства. А не отношение к нам кого-то. Это будет принято многими плохо. Но если хотят нас видеть самостоятельными и сильными, что выгодней всем, то поймут в конце концов. Но я художник. И все, что я говорю, носит художественный характер.

- Вы много и ярко говорите про веру. А тот же Ницше говорил о том, что оперирование догматами веры - признак дремучести сознания.

- Ну Ницше - это Ницше, это одно, а Пушкин, Толстой, Достоевский? Или Дмитрий Донской - другое. Эти люди сделали историю моей страны. И почему я должен жить по тем координатам, по которым жил Ницше, а не по примеру тех, кого я назвал? Но однако я никого за шиворот в храм не тащу. Вера - это основа выбора поступка.

- А если поступил плохо, а Господь не наказал? Это вас не лишает веры?

- Знаешь, есть такая мудрость: никогда не требуй справедливости у Бога, ибо если бы он был справедлив, он бы тебя давно наказал.

- Типа что позволено Юпитеру, то не позволено быку, да? Как вы к этому относитесь?

- Так и отношусь. Важно только быть уверенным, что это настоящий Юпитер, а не переодетый бык. А если бык?

- Бардак и преисподняя. Только об этом вслух не говорят. Зато тема с «Бесогоном» явно не заглохнет. Он же не для того вам был нужен, чтобы накачать публику перед премьерой фильма. Вы же будете продолжать? Может, мастер-классы будете давать?

- Безусловно. Вопросы, которые я получаю, они все тянут на мастер-классы. И истории про кино буду рассказывать.  И рабочий материал буду показывать. Прямо в блоге.

- А вы сами где агрессию сбрасываете? Близкие ваши страдают?

- Да. Наверное. И сотрудники. Но самое прекрасное - спорт. Или охота.

- Cколько километров бегаете?

- В зависимости от времени. Три, пять, восемь, десять.

- Вы по примеру вашего отца стихи писали когда-нибудь?

- Никогда.

- А эпиграммы можете на завистников сочинить?

- Нет. На мне природа в этом смысле отдыхает.