В загс Карцев приехал на поливальной машине
Роман Кац (напомним, это настоящая фамилия актера) начинал выступать еще в родной Одессе, в самодеятельности портового клуба, и был известен в округе как Ромка-артист.
"Год я учился на наладчика швейных машин, затем пришел на швейную фабрику "Авангард", - рассказывал сам Роман Андреевич. - В моем цеху было 80 девок, я их обслуживал - ну, машинки им починял, на которых они работали. Все они из деревень, крепкие, налитые, кровь с молоком - ух! Это, я вам скажу, та-а-акое зрелище! Жара дикая, крыша раскалена, они сидят в лифчиках и в трусах, периодически обливаются водой из ведер. И от их горячих тел идет пар. В большом волнении я лазил под машинки - подтягивал ремни, что-то подвинчивал и попутно прихватывал девчонок за ноги, щекотал. Иногда сам их обливал. Несколько романов у меня там получилось..."
"Завалили из-за национальности"
В Одессе Карцев познакомился и подружился с Михаилом Жванецким. В одном интервью вспоминал: "Впервые я увидел Мишу за три-четыре года до того, как мы с ним познакомились. Каждый день он проходил мимо моего дома - шел в порт, на работу. И я, сидя на подоконнике, приметил его в окошко - стройный, кучерявый, в макинтоше. Почему-то запомнился. А потом мы вместе оказались в студенческом самодеятельном, но по сути профессиональном театре миниатюр "Парнас-2" при Одесском институте инженеров морского флота. Им нужен был маленький шустрый артист на роль вора в трамвае. А обо мне в Одессе знали - я же толкался во всех Дворцах культуры, и публика меня хорошо принимала...
Опять поехал в Москву поступать в цирковое, и меня снова завалили, хотя я шел там номером первым и в акробатике, и в пантомиме, и в клоунаде. Но национальность... И я вернулся обратно. Как раз в момент, когда начали ставить пьесу Жванецкого "Я иду по улице". Режиссер дал мне три роли, я их осилил, после чего меня зауважали. А еще через год меня вдруг пригласил в свой театр Аркадий Райкин. Прямо с этого спектакля - он посмотрел его во время своих одесских гастролей..."
|
Ссора с Райкиным помогла жениться
Для Жванецкого появление спектакля "Светофор", который он написал для Райкина, стало удачей, а вот для Романа Карцева - катастрофой. Во время репетиции Райкин выгнал его из театра. Карцев вспоминал:
"Репетируя миниатюру "Школа", где я играл Кочегарова - двоечника-хулигана, а Витя Ильченко - старшего брата, которого вместо родителей вызвали к директору школы, мы неожиданно нарвались на холодное "стоп" из зала.
- Что это? - спросил Райкин.
- Импровизация! - ответили мы.
- И вы думаете, что это смешно?
Режиссер молчал.
- Смешно, - ответил я, как всегда, не думая.
- Выходит, вы юмор понимаете лучше всех, лучше меня?!
- Выходит, так! - запальчиво ответил я и тут же подал заявление об уходе.
Ни Витя, ни Миша (Жванецкий. - Ред.) не успели пикнуть, как оно было подписано, и я был уволен. Это случилось за неделю до премьеры и за две недели до месячной гастрольной поездки в Югославию...
Конечно, остыв, я стал писать ему, звонить, говорил, что хочу обратно. И Жванецкий с Ильченко ходили ходатайствовать за меня. Мэтр смягчился лишь через полтора года. Но все в жизни происходит не зря. Именно в тот период краткосрочного возвращения в Одессу я встретил свою жену Викторию, с которой мы вместе уже почти полвека. Вернувшись в Одессу, я стал работать в симфоджазе - читал монологи Жванецкого. А 17-летняя Вика там танцевала в кордебалете. Вот и допрыгалась. Мне было 27 лет, ей - 17. То есть я уже взрослый, а ей еще нельзя - несовершеннолетняя. Пришлось ждать. Хотя, как только она мне понравилась, я по обыкновению сразу же предложил за меня замуж.
Вика была не похожа на остальных чисто одесских девочек. С косой до пят, без гонора - как-то мне поближе, попроще. Рост у Вики был 170 см, с каблуками получалось 180 см, а моя высота - 160 см. Наверное, со стороны мы смотрелись забавно, но мне нравилось глядеть на нее снизу вверх. Родители мои против были из-за того, что я женился на русской. И Викины противились - я еврей да еще маленький и худой. Но мы с ней как-то отстояли наш союз. Все-таки польза от меня тоже была: как ни крути, артист Театра Райкина, потом и популярным стал, передо мной все двери открывались - и стенку болгарскую без очереди мне выписывали, и талоны книжные..."
До 33 лет весил 47 кг
Свадьбу Роман и Вика играли в Ленинграде. Расписываться в загс приехали на поливальной машине. Опаздывали на роспись, голосовали на дороге, а машины проезжали мимо. Смогли тормознуть только поливалку за три рубля.
"Свадьбу нашу никто всерьез не воспринимал, - признавался Карцев. - Друзья отговаривали жениться на Вике, Мишка (Жванецкий) больше всех. Не знаю, чего им было надо. А она оказалась очень хорошая. Не все, конечно, мои надежды оправдала, но основные точно. Чудесная хозяйка, меня понимает во всем, детьми занимается, внуками, собаками и рыбу фаршированную делает точно так же, как моя мама, которая ее научила..."
При этом Карцев не был обжорой: "До 33 лет я весил 47 кг. Когда женился, жена меня на руках носила - такой я был легкий. Одежду в "Детском мире" покупал - там все стоило дешевле в два раза".
Прямая речь
|
Сын Романа Карцева Павел Кассинский: Последние слова папы были: "Чем я тебе могу помочь?"
- Папа умирал в реанимации, - рассказал "КП" сын артиста Павел Кассинский. - И это было по-настоящему страшно. Сестра (дочь Карцева Елена Кассинская. - Ред.) до конца сидела с ним. Мы с матерью были, попрощались. Сказали на ухо ему все, что нужно. И больше не приходили. Я матери сказал, что не надо - очень тяжело. А сестра выдержала до последнего мига - она, конечно, великий человек.
Сначала у папы случился инсульт. Откачали. Вроде бы ходить начал. А потом - инфаркт. Ну и все... ввели его вынужденно в искусственную кому. Врачи сразу сказали, что шансы выжить - один-два процента. Все-таки возраст. В искусственной коме он провел две недели. Умер во сне...
"Он всегда был отдельно"
- Ваш отец всю жизнь прожил с одной женой, они отметили золотую свадьбу.
- С женой отцу повезло. Он без нее не мог и шагу ступить. Когда уезжал на гастроли, всегда спешил обратно. Мама ему звонила: "Рома, останься там на пару дней - отдохни, подыши воздухом". Нет, он несся к ней из любой точки планеты... Но вообще выдержать жизнь с таким человеком - за это маме можно дважды Героя Советского Союза давать! Потому что папа очень своеобразный человек, с непростым характером. Она ему все время: "Рома, носочки надень, Рома, покушай, Рома, не волнуйся..." Даже шамаханские царицы так не жили. Рома всегда был центром Вселенной, пупом земли. Да, он зарабатывал. Говорил: "Паша, это просто специальность. Кто-то идет шоферить, кто-то - на завод, а мы идем так же работать".
- Получается, ваш папа не был семьянином?
- Ну почему? Он молчаливо участвовал во всем. Но никогда особо нам не помогал, больше наблюдал. Мне порой не хватало внимания отца. Я гулял-то с ним только раза два, и то лишь в детстве.
Он всегда был отдельно. Даже не знал, где я учусь. Узнал о моей школе первый раз в жизни, когда меня хотели оттуда выгнать за неуспеваемость. Пришел туда по настоянию мамы. Даже не знал, где школа находится. Это было очень смешно: он ходил по коридорам, а за ним - все учителя, шли и показывали. Они вообще забыли обо мне и о том, зачем позвали отца. Папа походил и ушел. И всё на этом.
- В свое время весь Союз вашему отцу рукоплескал...
- Конечно! Он народный! И чувствовал любовь людей. Приезжал в родную Одессу, а когда уезжал, друзья ему полную корзину раков к самолету приносили. И в салоне он всех угощал...
- А вам он в карьере совсем не помогал?
- Нет. Когда я начал играть в театре "Практика", папа ни разу не пришел на мои спектакли. Может, потому, что у нас в спектакле был мат. Папа этого не понимал.
Удивительны его последние слова. Это случилось накануне его комы - папа лежал после инфаркта в тяжелом состоянии. Лежал с закрытыми глазами, вроде бы никак не реагировал. Я его поцеловал. И вдруг он открыл глаза и хрипло сказал: "Чем я тебе могу помочь?" Удивительно: человек на грани, а спрашивает, чем помочь. Это были последние его слова на этом свете. Потом он говорить уже не мог...
Подустал от работы
- Последние годы он чем занимался?
- Корпоративами. Редко были у него концерты. В основном сидел дома. Может, подустал от работы. 50 лет эстраде отдал. Я спрашивал: "Папа, а где концерты?" Он отвечал: "Паш, никому это уже на хрен не надо".
Ездил и в Америку. У него всегда было много друзей. Ему, как говорится, не давали не работать.
А так папа всегда ходил по дому с текстом. Повторял. Представляете, у него 900 вещей в уме только Жванецкого, не говоря о других авторах. Когда я с ним одно время на сцене работал, случались моменты, когда он начинал путать тексты. Но не потому, что текст не знает, а просто мысль заходила дальше разговора. Я ему в антракте: "Папа! Мы играем другое!" Но его было уже не остановить. Приходилось ему подыгрывать, благо я знал все его монологи. Удивлялся - у него любой текст складывался, как в картах. Главное, что зрители этого не замечали. Он ведь сознательно от "Раков" отказался. Считал, что не должен одно и то же говорить. Каждый раз новая программа.
- А с деньгами проблем не было?
- В этом плане все хорошо. Работы было мало - это да. Ему предлагали и в театры, и в антрепризы. Начал как-то репетировать спектакль с Лией Ахеджаковой и Таней Васильевой. И... сбежал! Пришел домой: "Я с этими бабами работать не могу. Они просто несутся. Они сумасшедшие". Он привык все вдумчиво, не спеша.
Я однажды папе сказал: мол, жаль, что никогда с тобой в кино не снимался. Хотя нет, мы были однажды с ним в кадре - мой коллега снимал про студенческие будни ВГИКа. И он мне потом жаловался: "Твоего отца снимать совершенно невозможно". Был крошечный эпизод. Папа в кадре выходил и мне ведро мусорное выдавал. И режиссер сетовал: "Ну все, кино рушится: теперь всем будет интересна только история ведра!"
|
Ну и ну!
На разогреве выступала Пугачева
На разогреве у Карцева в свое время, в момент расцвета его карьеры, выступала молодая Алла Пугачева. Перед спектаклями артиста она пела песни.
- Помню, в зале кинотеатра "Октябрь" мы выступали, - рассказывал актер. - Испортился ее микрофон. Алла страшно переживала, выходила, что-то говорила публике, а микрофон не включался. Она попробовала петь так. Но в зале акустики никакой. Концерт был жуткий. Она за кулисами расплакалась. Потом снова вышла, взяла один микрофон, раз-раз - не работает. Второй взяла, третий. И матом громко выругалась. И тут микрофон включился! Публика сразу ее зауважала.
