25 ноября
Загрузить еще

Захар ПРИЛЕПИН: «После встречи с Путиным меня на митингах задерживают вежливо»

Захар ПРИЛЕПИН: «После встречи с Путиным меня на митингах задерживают вежливо»
Фото: Писатель Прилепин считает политику творчеством. А Россию «мрачной, таинственной страной».

Даже экстремал, потому как Прилепин был когда-то боевиком запрещенной законом НБП (Национал-большевитская партия). Мне казалось, что если говорить с писателем об экономическом кризисе, то это должен быть именно Захар. Взрослеющий революционер, которому уже есть что терять...

- У меня трое детей, и я нормально чувствую себя в России. Я не жажду потрясений и не хочу рисковать своим будущим. Я очень не хочу потрясений, но понимаю, что они неизбежны.

- Почему?

- Наша заинтересованность в стабильности, как наша заинтересованность, скажем, в получении обеда, автоматически не означает, что нас этим обедом накормят. Я не политэкономист, не социолог, не политолог, я писатель, описывающий свои и чужие эмоции. И думаю, что кризис неизбежен даже не с политической или социальной точки зрения, а с точки зрения метафизической. В России огромное количество людей ведет себя совершенно бесстыдным, безобразным образом. Россия шаг за шагом нарушает основные постулаты бытия, которые нарушать нельзя. Она слишком много сделала вреда и себе, и своим гражданам, и вообще своей истории. И в этом смысле накопление этой дурной энергии рано или поздно разрешится. Просто исходя из того, что Бог есть…

100 лет назад, в 1913 году, праздновалось 300-летие Дома Романовых, вся страна ликовала, толпы восхищенные ходили. Но почитайте литературу тех времен. Почитайте рассказы Бунина, которого невозможно было заподозрить в симпатии к революционерам. У него в течение одного года вышло несколько рассказов, и каждый начинался со слова «последний»: «Последняя осень», «Последнее лето»… Было ощущение истонченности всех истин, что что-то подходило к финалу. Да, там купцы богатели, дороги строились, промышленность развивалась, хотели Константинополь завоевать. И одновременно с этим было ощущение какого-то предстоящего кошмара. И это зафиксировали все - и Чехов, и Горький, и Лев Николаевич Толстой, и футуристы, и символисты, призывавшие гуннов на свою голову. Сегодня тоже достаточно прочитать тексты самых одаренных, самых замечательных неполитизированных писателей, чтобы понять, что ощущение грядущего апокалипсиса в России носится в воздухе.

- Но для творческих людей ощущение апокалипсиса вполне нормально.

- Да, нормально. Но его концентрация сейчас зашкаливает. Заметьте, например, что сегодня даже образ писателя исключен вообще из телевидения как такового. Я имею в виду Писателя с большой буквы. Никогда мы там не увидим ни Распутина, ни Белова. Даже Солженицына в последние времена не приглашали на телевидение. Я думаю, что нет заинтересованности в том, чтобы обществу представили картину его будущего.

- Как-то у вас все мрачно… Но рейтинг у власти высок. Притом что россияне не так наивны.

- Мы все взрослые люди и прекрасно понимаем, что есть рейтинг власти как таковой и есть рейтинг президента. Это совершенно разные вещи. Вот рейтинг президента, двух наших правителей, очень высок. А рейтинг власти как таковой - рейтинг прокуратуры, Государственной Думы, милиции - запредельно низок. У нас люди не доверяют ни одному государственному институту.

- Но в России так было всегда!

- Не всегда было именно так. Не всегда натуральный цинизм пронизывал все общество, как радиация. 

- А какое будущее у молодых политиков, как вы?

- Я мечтаю о политическом поле, где молодежь не ставилась бы перед выбором - либо она вписывается в государственную структуру на правах мальчика на побегушках, либо нет. Это ненормальная система! Либо комсомол, либо бомбисты. Есть Илья Яшин, Козырев Олег, Сергей Шаргунов, Маша Гайдар, Алексей Навальный. Люди интеллигентнейшие, из потомственных семей советской интеллигенции. 

Они-то уж явно не будут никого ни бомбить, ни взрывать. Но у них нет возможности участвовать в реальной политике.

- На телевизор намекаете?

- Конечно! Телевизор - это наша реальность. Помню, сидел в одной программе. Говорю по какой-то неполитической теме - дескать, человек может быть кем угодно - хоть столяром, хоть президентом, хоть плотником. И эта фраза, показанная по телевизору, была аккуратно обрезана посередине. Я сказал: хоть столяром, хоть плотником может быть. Но сказать «хоть президентом» почему-то оказалось нельзя.

- А зачем тогда вы телевидению понадобились?

- Там уже очень истерты, истасованы политические фигуры. Многие заколебали всех! Та же «К барьеру!» - бесконечное тасование одних и тех же лиц. Поэтому надо было кого-нибудь поновее запустить. Вот выбор пал на меня, но я живу в Нижнем Новгороде, и мне просто лень туда-сюда мотаться ради 20 минут в телевизоре.

- В вашей скандальной книге «Санька» мелькает один и тот же вопрос, обращенный к революционерам: а зачем? 99 процентов россиян большими глазами смотрят на «революционеров» и не понимают, зачем эти странные люди хулиганят? Бессмысленно же!

- В жизни по большому счету все бессмысленно. Что, есть смысл в ежедневном прочтении «Комсомольской правды»? В создании семьи и рождении детей? Все ведь умрут в конце концов. Смысл вообще человеческой жизни в использовании самого вещества жизни, в поглощении этого вещества, неустанных попытках резонировать с волей Бога, слышать Его. Вся мировая история построена на деяниях схимников, сумасшедших поэтов, пиратов, революционеров, смысл действий которых был равен нулю, а может быть, минусовой цифре. Чем занимался Григорий Мелехов? Зачем Байрон поехал спасать греков? Тысячи таких вопросов можно задать - но это, оказывается, и есть мировая история, а не пресловутая «эволюция», согласно которой только овощи на грядках зреют. 

- Вы говорите о политике или творчестве?

- Политика - есть творчество, и я занимаюсь политикой как частью творчества. Я занимаюсь политикой как человек, который не хочет этой «единственно правильной и единственно возможной реальности», которой нас обучает телевизор. Я ему не верю! Есть другая реальность, есть другая политика, есть другие эмоции, есть другие лица, есть другая мимика, а не та, которую я вижу по телевизору. Это не живые люди, и я ничего общего с ними иметь не хочу!

- А ребята в масках, врывающиеся в министерства с красным флагом. Вы думаете, они симпатичны?!

- А что иного может государство предложить этим молодым людям? Если бы в нашей стране был развит престиж воинской службы… Если бы у нас был культ не менеджера или молодого, преуспевающего гомосексуалиста, а нормального трудяги… Когда вы видели в последний раз по телевизору успешного офицера, который доволен своей армейской жизнью? Или молодого тракториста, который нормально работает, зарабатывает, кормит свою семью? Или молодого профессора, который не мечтает уехать за границу и там торговать мозгами? У нас расставлены социальные ориентиры-вешки, будто специально для людей аморальных.

Потом учтите, что большинство граждан России живут не в Москве, а в городках типа Саранска, Арзамаса, Малоурюпинска и Малых Удач. Я бываю в этих городках периодически. Это запредельная жизнь. Кто-то написал недавно про это очень точно: путешествие по России замечательно тем, что оно не географическое, а историческое. Можно в XIХ век уехать, можно в XVIII. Осилить и разом преодолеть эти два века тысячи подростков, которые спиваются в маленьких городках, просто не в состоянии…

- Мне почему-то кажется, что в битвах России на Кавказе вы с властью должно быть солидарны.

- Да, но с оговорками. Я считаю, что Россия должна была действовать на опережение, не допуская атаки на Цхинвал. И, прямо скажем, омерзительна мне личина государственного патриота. Такого профессионального любителя всех действий власти. Могло быть там восемь вариантов развития действий, но люди в телевизоре радостно приняли бы любой из этих вариантов. Поэтому участвовать в брачном празднике радости по поводу возвращения России имперского статуса не желаю. Россия повела себя так вынужденно - иначе была бы полная потеря лица перед собственной нацией.

- А как быть с критикой Запада?

- Мне вообще наплевать на западные страны. Меня волнует моя собственная. В последнее время я только во Франции был четыре раза. Слово «демократическая» очень условно применимо к западным демократиям. Там не то что двойные или тройные стандарты. Там просто бесконечный набор каких-то стандартов, через которые, как через забор, не перелезешь никогда. Они смотрят на тебя непонимающими, невидящими глазами. Мы для них большая и страшная страна. Об этом мне после пятой бутылки вина говорили французы. Мы просто вас боимся, говорят. Россия - мрачная, таинственная страна. Она и на самом деле мрачная и таинственная. А для западного ума тем более.

- Вас вместе с группой писателей как-то пригласил в «Ново-Огарево» Владимир Путин. Как впечатления?

- Я не увидел там ничего того, что не ожидал увидеть. Президент как президент, пирожки как пирожки, лабрадор как лабрадор. Я как относился к власти, так и отношусь. Кстати, никаких поблажек после этой встречи ОМОН мне не делал. Наоборот, случился рекорд - меня на митингах задержали раз 50. Правда, вежливо. Всех остальных бросали на землю и волочили за ноги, а меня аккуратненько вели…