22 ноября
Загрузить еще

Ликвидатор аварии на Чернобыльской АЭС: "Радиационное облако прошло над Симферополем, Перевальным и Севастополем"

Ликвидатор аварии на Чернобыльской АЭС:
Фото: До Чернобыльской трагедии аварийные ситуации на АЭС ни в училищах, ни в академиях не рассматривались. А потому, как о серьезной опасности, об этом эпизоде в первый месяц после взрыва не говорили. фото УНИАН

Полковник запаса, офицер химических войск Советской армии
Александр Котков из Симферополя в 1986 году был заместителем начальника главного разведывательного отдела оперативной группы СССР - той самой, что руководила ликвидацией аварии на Чернобыльской атомной электростанции. Тогда вся информация о произошедшей в городе Припяти трагедии была закрытой, и только теперь, спустя 26 лет после рокового взрыва на одном из реакторов ЧАЭС, ликвидатор счел себя в праве рассказать то, что держал в секрете долгие годы. Слово - Александру Алексеевичу. 

"Просыпайтесь, ваши приборы защелкали!"

28 апреля 1986 года в крымскую столицу пришел приказ - в связи с аварией на ЧАЭС развернуть в каждой части посты радиационной разведки с целью контроля за окружающей средой. Я отвечал в Симферополе за инструктаж дежурных и обеспечение этих постов приборами. Сразу после вести об аварии подготовленные дозиметристы из подразделений каждый час включали приборы и обследовали территорию полка. Данные записывали в журнал радиационного контроля.

С 30 апреля на 1 мая после суточного дежурства я, офицер 816 артиллерийского полка, одного из трех полков 126 дивизии в Симферополе, дислоцированных по улице Луговой, крепко спал. Кто служил в Советской армии, меня поймет: дежурство на праздник очень суетливое. Бессонная ночь, проверка караула, дежурных и дневальных, а во время, отведенное на отдых (с 9.00 до 13.00), не поспишь - командование на месте. Государственный праздник - за любой прокол в организации службы и так попадет. А уж за нарушения в этот день политработники просто "размажут".

И вот сквозь сон доносятся слова жены: "Вставай! За тобой с работы". Резко поднимаюсь. Вызывают - значит, что-то случилось! Прокручиваю в голове вчерашнее дежурство, вроде, все прошло нормально.

Открываю дверь - за мной пришел не посыльный, а сам водитель командира. За что же такая честь? А мне: "Ваши приборы в части защелкали". Оказалось, мой сменщик, дежурный по полку майор Юрий доложил командиру полка о данном факте. Тот приказал срочно привезти меня в часть и разобраться с ситуацией. Делать нечего, быстро одеваюсь и еду в часть, про себя ругая сменщика - вечно у него что-то щелкает.

В Советской армии в любой части служили офицеры многих профессий: связисты, технари, вооруженцы, инженеры, топографы, политработники. А так как к войне готовились серьезно, а на вооружении и у нас, и у противника было и атомное оружие, и химическое, в каждой части были специалисты по защите от оружия массового поражения. Именно к таковым я и относился.

Приказали отбыть в часть и успокоить командование

В части на пороге меня встретил растерянный дежурный. Сразу вводит в курс дела: в три часа ночи проверяли приборы - все было в норме, а в З.40 защелкал сигнализатор ДП-64 у дежурного по полку. Измерить им точно радиацию нельзя. Если есть радиация и она выше 200 мР/час, то прибор начинает щелкать, а лампочка на нем моргать, предупреждая о наличии в воздухе радиации. Но нередко случалось, что приборы-сигнализаторы срабатывали из-за сильного ветра или дождя. Поэтому дежурный попросил провести проверку территории части дозиметриста. Тот "намерил" около 180 мР/час - это в 10 000 раз больше естественного, ежедневного фона у нас в Крыму! Я тогда был уверен, что произошла ошибка, и принялся выяснять, как это могло произойти. Включаю прибор, он не должен ничего показывать (порог фиксации радиации на нем примерно в два раза выше фоновых значений). А прибор показывает! Это уже что-то из ряда вон выходящее. Бегу на склад. В части таких приборов сотня. Беру сразу два, от двух разных источников питания для исключения ошибки. Оба показывают - ошибки нет! Есть радиоактивное облако в воздухе! Правда, уровни радиации были уже не такими большими - в среднем от 6 до 20 мР в час. Это примерно в 1000 раз больше ежедневных фоновых значений.

 

Строительство саркофага над одним из реакторов ЧАЭС закончили 11 декабря 1986 года. Этот день считается днем официального закрытия четвертого блока станции. фото УНИАН

Принять решение я сам был не готов, надо было с кем-то посоветоваться. Поехал к коллегам по дивизии, у них приборы тоже сработали. Подняли по тревоге роту радиационно-химической защиты, там то же самое. Доложили командованию, а те в свою очередь городскому и областному руководству. Нам же было приказано отбыть в части - успокоить командование, а с дежурными сменами разрулить сложившуюся ситуацию.

Написал рапорт об отправке в Припять

Уровень радиации постепенно снижался и ко 2 мая на территории 816 артполка уже нормализовался. Но облако зараженного воздуха прошло над Симферополем. Это факт.

Знаю, что облако засекали также  в Перевальном и в Севастополе. То есть военные дозиметристы химических и обычных частей Крыма и подразделений Вооруженных сил возложенную на них задачу выполнили.

Остальное - оповещения, определения порядка поведения и действий людей было на совести тогдашнего руководства области и местных властей. Уверен, на тот момент у них просто отсутствовали соответствующие структуры, которые позволяли бы проводить подобный мониторинг и оценку ситуации. А это и в целом, и по регионам не позволяло оценить масштаб аварии, ее объемы и последствия. ГО была составной частью Вооруженных сил СССР, какую-то информацию власти могли получить и через этот орган, но в те годы в ГО не было действующих подразделений. А система наблюдения и лабораторного контроля еще не была создана.

В Советской армии мы в своих прогнозах и расчетах пользовались методиками военного времени, соответственно уровни радиации и дозы облучения определяли при выполнении боевых задач. О последствиях сильно не задумывались. А аварийные ситуации на АЭС не рассматривались ни в училищах, ни в академиях.

А поэтому, как о серьезной опасности, об этом эпизоде в наших кругах говорить было попросту неприлично. Вот если бы радиация перевалила рубеж в 500 мР/час, то принимались бы определенные меры по ограничению жизнедеятельности в частях. Хотя произошедшее, безусловно, нами обсуждалось. Но где-то к 9 мая все разговоры поутихли. Больше наши дозиметрические посты изменений радиационного фона не фиксировали.

Так, для многих незаметно, прозвенел первый звоночек слабым отголоском самой масштабной техногенной аварии в мире у нас, в Крыму. А для меня, как и для многих военнослужащих Крыма, самые трудные уроки и все самое интересное было впереди. Каждый последующий день приносил какую-то отрывистую информацию с места аварии, которая была совсем не победной. Скупые интервью коллег по телевидению и радио. Первые командировки на ЧАЭС коллег из Крыма. В таких случаях говорят "обстановка предгрозовая". Командировка в Чернобыль - дело времени. Как известно, ждать и догонять хуже всего. А потому я написал рапорт об отправке меня в Чернобыль для участия в ликвидации аварии.

Какая боль: Чернобыль - Фукусима - 5:0

После взрыва на АЭС в японской Фукусиме по телевидению показали сюжет, когда впервые с момента аварии туда допустили корреспондентов. Как сообщили СМИ, уровень радиации возле реактора в 800 раз превышал фоновые значения - примерно 16 мР/час.

При всем трагизме ситуации у японцев я насчитал более 5 отличий работы по ликвидации аварии на ЧАЭС от японской. И все они не в нашу пользу по тяжести последствий для ликвидаторов.

Так как я работал в главном разведотделе СССР, то могу привести достоверную информацию для сравнения. Нам тогда была поставлена задача собрать данные о радиационной обстановке в Припяти. По слухам, город хотели просто продезактивировать и вернуть к обычной жизни.

Радиационная обстановка на тот период была большого разброса. По объемам зараженных территорий и уровням заражения было понятно, что даже до конца 1986 года Припять к нормальной жизни не вернуть. Если бы мы только знали, что этого вообще никогда не случится…

В те же августовские дни активно возводились стены будущего саркофага.

Каждый день нам давали задания по уточнению радиационной обстановки конкретных участков вокруг АЭС. И если у административного здания станции она была сносной, то под четвертым реактором, а это всего в паре сотен метрах, оставалась сложной. Реактор был не закрыт - прямое излучение из активной зоны.

Вспоминается случай: мы должны были точно измерить уровни на напорном бассейне, прямо напротив четвертого блока. Приводим машину в боевое положение, стекла закрываются бронированными "ресницами", и дорогу видят только старший по группе и водитель. Остальные видят только приборы. Подъезжаем к участку разведки за зданиями - лишнее облучение никому не нужно. Начинаем работу - едем, останавливаемся - снимаем показания. За зданием станции было примерно 6,8 рентгена. Подъезжаем к чудовищу-реактору. Уровни - 25 рентген… 40… 60. Напряжение в машине растет, понятно, что не до шуток.

Водитель такое видит впервые и так разволновался, что даже машина заглохла. Потом извинялся, но я его прекрасно понял - в том месте уровень радиации был в 30 раз больше, чем под Фукусимой. 

День нам засчитывали за три, как на войне. Вот в таких условиях наши строители и возводили саркофаг.

К слову, его строительство закончили к началу зимы 1986 года. 11 декабря официально считается днем закрытия четвертого блока ЧАЭС.

 

Пропуск – фото из архива Александра Коткова

Из досье "КП"

Александру Алексеевичу Коткову сейчас 58 лет. Из 11 лет офицерской службы 8 он провел в развернутых частях. 7 лет отслужил в подразделениях радиационной и химической разведки, имел опыт работы как с боевыми химическими веществами, так и с радиоактивными. Ушел на пенсию в звании полковника. С 2003 года работал замначальника Крымского главка МЧС. Сейчас - преподаватель на кафедре гражданской защиты населения и территорий Национальной академии природоохранного и курортного строительства в Симферополе.

Новости по теме: ЧАЭС Чернобыль