Загрузить еще

Писатель Сергей ЖАДАН: «Машина – это геморрой»

Писатель Сергей ЖАДАН:  «Машина – это геморрой»
Фото: Сергей Жадан пока скрывает, о чем будет его новая книга.

Эпатажный и порой по­-детски наивный Жадан наконец-то снова приехал во Львов. Впервые Сергей Жадан представил публике свой поэтический проект совместно с группой «Собаки в космосе». О новом этапе в жизни писателя, о конфликте с Минобразования и о том, почему же Жадан принципиально не хочет переезжать в столицу, разузнала «КП».

«Водка литрами уже не нужна»

– Сергей, ты как-то сказал, что в тридцать лет жизнь только начинается…

– Это действительно так. Потому что если в двадцать, ты к большинству вещей относишься достаточно поверхностно, хотя тебе и кажется, будто все можешь и всего уже достиг, то в тридцать ты лучше чувствуешь сам вкус жизни. Имею в виду и какие-то мировоззренческие вещи, и какие-то интимно-бытовые «штуки». Когда тебе нужна не только водка литрами, а ты уже дорос до изысканных алкогольных напитков в небольшом количестве.

– К любви в этом контексте тоже начинаешь по­-другому относиться?

– В двадцать кажется, что ты влюблен в весь мир, а в тридцать понимаешь: нет, это не так. Есть люди, которых ты любишь, и есть те, кого не очень. Такое осознание дает возможность более заботливо и нежно относиться к тем, кто тебе дорог и соответственно меньше общаться с теми, кто тебе чужой.

– Как часто сегодня видишься со своим сыном после развода с женой?

– Достаточно часто. Он теперь у меня стал готом. Во Львове, кстати, я купил ему большой крест на шею, хотя и не совсем понимаю, зачем он нужен. Но не останавливаю его в каких­то начинаниях, пусть сам приходит к мысли, что хорошо, а что – нет. Но пока что он не настоящий гот – глаза черным карандашом не рисует. Но зато имеет специальный наряд – черные балахоны. Мы с ним даже несколько раз вместе ходили на готические вечеринки.

«В телевизор  не хочу»

– Оно и не странно, что твой сын сейчас показывает свое «я». Ты ведь в 19 лет тоже был участником радикальных партий и организаций. Какие воспоминания об этом времени?

– Ну да, в частности я был членом «Конгресса Украинских Националистов», «дружил» с правыми партиями, но все это прошло и больше никогда не возвращалось. Странное время – начало 90­х в Харькове, – другой город, другая страна. Сегодня я думаю, что общался с ними лишь потому, что это была единственная украиноязычная среда в Харькове. Тогда мне казалось, что этого уже достаточно.

– В настоящий момент многие твои коллеги «идут в телевизор». Тебя не зовут?

– Регулярно приглашают, но пока еще не хочу. Возможно, если когда-то будет какая-­то своя идея и мне предложат это сделать, я дам «добро». А пока допишу роман, и потом подумаю. Тем более, что одно из важнейших условий телерынка – нужно переезжать в Киев. А я этого принципиально не хочу делать. Меня полностью устраивает Харьков, я его люблю. Мне в целом не нравится тенденция, когда люди перебираются в Киев, который превращается в такую себе совковую столицу, – эгоистичную и перенаселенную.

– Может, ты просто боишься «потеряться» в Киеве?

– Не боюсь, но не хочу этого. Я ничего не боюсь, просто в столице мне не очень уютно. В Харькове я на своем месте. Хотя многие люди оттуда выезжают – амбициозные, более смелые, те, которые хотят и могут что-то делать. И выезжают не только в Киев, но и в Москву и за границу.

– Как­-то ты сказал, что наше Мин­образования «пока не напечатает всех мертвых, не начнет печатать живых». В настоящий момент ситуация не изменилась?

– Нет, они печатают и современных поэтов, но мне это не очень нравится. Они включили и мои стихотворения в школьную программу, я пытался протестовать, чтобы их изъяли, но не смог противостоять этой «машине». Была дискуссия в открытом режиме через прессу. Я просил их убрать стихотворения, а они отвечали, что мои тексты все равно ничего не стоят, мол, если мы захотим, то напечатаем. Минобразования имеет право печатать кого-­либо, не спрашивая разрешения. В действительности же школьная программа уже была составлена, и им не хотелось переделывать ее заново. Молодежь пусть читает, но когда о моих стихотворениях начинают говорить школьные преподаватели – я против. Мне кажется – это самый простой путь, чтобы тебя и вовсе перестали читать и начали произведения ненавидеть.

«Из голодомора сделали «фаст-фуд»

– Как оцениваешь постановку твоего земляка Жолдака о голодоморе?

– Еще не видел, но много читал. Мне эта идея не очень нравится. Считаю, если Жолдак взялся за нее, а он всегда очень тонко чувствует коньюктуру, то это значит, что у нас действительная проблема с темой голодомора. Жолдак всегда берется за то, что приносит большие деньги. В Украине из голодомора сделали «фаст-­фуд». Спекулируют на теме все, кто только может и в целом оно превратилось в такой себе китч.

– Кто в этом виноват – политики?

– Политики виноваты во всем. В Советском Союзе праздновали осенью День Октябрьской революции, а теперь празднуем Голодомор. Иногда о такой вещи лучше промолчать, чем делать это так, как делает наше государство. Потому что негатива выходит больше. Общество поделилось. Одна часть – те, кто лояльно и положительно относился к голодомору, начал относиться к этому агрессивно. То же с украинизацией, с закрытием русских каналов. Когда наше государство начинает о чем­то заботиться, оно делает это настолько небрежно, что это вызывает агрессию и отторжение у части граждан.

– Ты исправно платишь налоги? Каким имуществом владеешь?

– Квартиры у меня нет, машины также. Я пользуюсь общественным транспортом. В метро езжу, как нормальный человек. Вся эта басня о популярности украинских писателей сильно преувеличена.

– Это потому, что ты не «в телевизоре»…

– Может, как раз потому я и не в телевизоре. Придется машину покупать, «дольче и габану», все понты. Я же не могу выйти в кедах ведущим на центральный канал. Машина – это геморрой, прошу прощения. Мне уютно так, как я живу теперь.

– А жена не хочет иметь рядом олигарха?

– Она хочет иметь рядом спокойного и самодостаточного человека без комплексов.

– Бывало, что поклонники воровали у тебя вещи или такую популярность еще нужно заслужить?

– Я бы предпочитал говорить: одалживали. Да, часто бывает – карандаши, ручки, книжки. Знаю, что один парнишка выхвалялся, будто куртку у меня украл, но в действительности это не моя куртка была. Крал ли я сам когда­либо? Было однажды – на какой-то вечеринке украл диск Дженис Джоплин. Это была середина 1990-­х, я уже имел проигрыватель, но денег на диски всегда не хватало. И здесь я увидел этот классный диск и решил взять себе. Правда, в тот же вечер подарил его Андруховичу.

Сергей Жадан родился 23 августа 1974 г. в Луганской области. В 1996 г. закончил Харьковский национальный педагогический университет им. Г.С. Сковороды, после чего поступил в аспирантуру этого вуза. В 1999 г. составил антологию нюренбергской поэзии «Два города» в Харькове. С 2000 по 2004 гг. – преподаватель кафедры украинской и мировой литературы университета и вице-­президент Ассоциации украинских писателей. В  2003 г. – роман «Биг Мак» стал победителем всеукраинского конкурса Книга года в жанре прозы. Год спустя вышел первый роман писателя – «Депеш Мод». Сергей Жадан – автор поэтических книжек «Цитатник», «Генерал Иуда», «Пепси». Организовывает культурологические и художественные акции, рок­концерты, выставки, концерты классической, духовной и нетрадиционной музыки. Произведения Жадана печатали на немецком, английском, шведском, белорусском, армянском, литовском, польском, русском, сербском, словенском, венгерском, болгарском и хорватском языках.


Писатель спел во Львове с группой «Собаки в космосе».