• Главная
• Шоу-биз

Фото: Пресс-служба Сергея Бабкина

С Сергеем Бабкиным мы записывали последнее интервью в середине февраля – обсуждали его «космический» альбом «Космотато», который должен был выйти 25-го, шутили, беседовали о любви. Теперь наш разговор совсем другой. Но, к счастью, в нем много веры в наше будущее.

Да и беседа у нас получилась семейная. Сергей и Снежана Бабкины – о своей жизни после 24 февраля.

Сергей Бабкин: Песни пробить стену не могут, но могут придать человеку силу

- Сергей, регги-версию «Зповіту» Шевченко вы сделали еще много лет назад. Но, по-моему, так и не выпустили до этого времени. Почему?

- Да, это было где-то в 2000 году, когда мы собирались с Андреем Запорожцем у него дома, когда начиналась «5’Nizza». И я подумал, что классно было бы так спеть Шевченко. Мы побаловались, но дальше оно не пошло. Однако в моем сердце осталось.

Такая идея снова у меня появилась еще года 3-4 назад. Я даже хотел сыграть «Заповіт» на вечере Тараса Шевченко, который проходил в Оперном театре. Но там я сделал другую песню на стихи Тараса Григорьевича. Кстати, хочу записать ее с музыкантами, классно оформить и выпустить.

И когда журнал Vogue обратился с предложением поучаствовать в проекте Voices of Nation, я не думая уже знал, что именно спою. Эта песня словно ждала своего момента.

Сейчас делаю запись EP этой войны, нашего настоящего, которому посвящены все мои песни (EP – мини-альбом, включающий в себя 8 треков. – Авт.). Может быть, «Заповіт» тоже запишу.

Мы сейчас занимаемся вопросами относительно того, могу ли я взять стихотворение, могу ли его исполнить, могу ли положить на такую музыку. Она же, не знаю, почувствовали ли вы, – по мотиву Боба Марли, его No Woman, No Cry. Если все будет хорошо, я с удовольствием запишу «Заповіт».

– А почему вы решили «переродить» песню «Я солдат»? Чем она для вас особенная, ведь есть еще, например, та же «Немає куль»?

– Да, именно «переродил». Это не та версия «Солдата», которая была. Это действительно особенная песня. Это визитная карточка группы «5’Nizza», все ее знают, и она неожиданно появилась в нашей жизни.

Очень причастен к ее появлению народный артист Украины, актер Борис Моисеевич Табаровский, прошедший Вторую мировую войну. Мы с ним работали в одном театре в Харькове. У него были большие мешки под глазами, и я часто думал: ну почему у него такие мешки под глазами? А потом понял – он же 4 года воевал, не спал… С этого и начинается песня: «Я не спал пять лет, и у меня под глазами мешки…».

Это песня, которая через определенные промежутки времени снова дает о себе знать, возвращается какой-то другой гранью, и мы на нее по-другому смотрим и чувствуем.

Текст я переработал на 98 процентов. Это новый текст, связанный с тем, что происходит сейчас. И лично для меня это – гимн ВСУ, гимн наших ребят. Я ее спел прямо на улице. А потом наши бойцы связались со мной и попросили, чтобы я записал ее на студии и выложил в iTunes, чтобы можно было ее скачать и слушать в более хорошем звучании на передовой. И мы записали ее для наших парней.

– А песня «Победная» как родилась? Потому что она другая – резкая, едкая.

– У меня сейчас только украинские песни появляются. И это прекрасно, я очень счастлив, что так. Но есть и на русском языке, их пока две. Одна – «Победная», а вторую скоро презентую. Да, они едкие.

Это такое обращение к какой-то суперсиле, супергерою, который может, несмотря ни на кого и ни на что, пройти сквозь все стены, сквозь всю ту мерзость, подойти к путину, приставить пистолет к виску и выстрелить. Вот к такому человеку я обращаюсь, очень хочу, чтобы такой был.

«Малый» – это собирательный образ супергероя. Я ни на кого конкретного не намекаю. Кто-то, правда, писал, может, это я о Владимире Александровиче. Ну, пусть так думают. Но это обо всех – и о нем, и о бойцах ВСУ, и о каком-то супергерое.

Как дальше будут жить те, кто молчит, не знаю

– Вы еще верите, что песни могут пробить ту стену? Могут ли их услышать в той стране?

– На территории террористов? Нет. Вообще-то песни пробить стену не могут. Но песни могут придать человеку силу, наполнить душу. А дальше уже зависит от самого человека, какой он сам по себе. Если он сильный, уверенный в себе, если у него есть огромная вера в себя и свои силы, то такому человеку песня придаст крылья.

Музыка – это еще и лекарство. Я всегда говорю, что в аптеке нельзя купить лекарство для души. Лекарство для души дает творчество.

Сначала я что-то говорил в ту сторону, пел, читал стихи, монологи, кричал, надеялся, а потом забил на это и больше не хочу этого делать, потому что понимаю: слова им до одного места. И нам всем нужно на это забить и просто работать. Работать каждый день во благо нашей страны и победы.

– У вас есть родственники, у которых «не все так однозначно». Было ли вам больно, что все так? Что они не слышат родного человека?

– Нет, я бы не сказал, что было больно. Я ничего не чувствую. Как говорится – мне ни холодно, ни жарко. Я прекрасно понимаю, что все они больны одной болезнью. Они зомби в ловушке. Такова их судьба. Более того – они сами такой судьбы желают. Если бы не желали, как-то бы боролись, искали выход, хоть что-то делали.

Мои родители – из россии, Белгородской области, и все родственники оттуда. Ни от одного из них за все это время не пришло ни одной есемесочки. Если не слова поддержки, то хотя бы просто вопрос: «Как ты? Как обстоят дела? Как у вас? Что у вас? Мы слышали такое – а это правда? Что происходит, объясни, ты же там?». Но – ни слова!

Если с родными так, то кричать каким-то людям, которых я знать не знаю, вообще нет смысла. Поэтому, как я уже сказал, нужно работать каждый день на нашу победу и помогать ВСУ, волонтерам, людям, которые сейчас нуждаются в огромной поддержке.

А те, кто молчит, пусть молчат. Пусть там тихонечко живут. Они же надеются переждать. Но все видят все. Как они будут жить дальше – я не знаю. Нам о таких вообщем думать не надо. Это хлам, который нужно вымести. А нам свое делать.

– Вы сыграли уже более 30 благотворительных концертов. И всегда отдаете абсолютно все средства на разные нужды. Как решаете, куда больше всего нужно?

- По разному. Не хочу обидеть другие города, но я из Харькова и отвечаю за этот город. У нас много артистов, и если каждый будет отвечать за свой город, где он родился, это будет большая помощь. Хотя, например, и во Львов отправляли помощь, и в фонд Маши Ефросининой, фонд Игоря Ласточкина.

Но все же огромная часть идет в родной Харьков. Там многие мои друзья волонтерят, бегают 24/7, им очень нужна помощь. И мы всегда точно знаем, куда и кому нужно. Больницам помогаем, детским домам. На эвакуацию людей тоже нужны деньги. Поэтому главное – мы видим, как это работает, мы видим результат. Это вдохновляет, и ты счастлив, что можешь помочь, что ты полезен и нужен своим людям и своей стране.

Сложно сдержать эмоции… Сергей Бабкин сыграл более 30-ти благотворительных концертов. Фото: Пресс-служба Сергея Бабкина

Любая ненависть разъедает душу. Я спасаюсь работой

– Ваша семья временно проживает в Германии. Как там устроились?

- Мы уже сменили третье жилье. Перед тем как ехать в Германию, мы решили позвонить нашей подруге Марии, с которой дружим уже лет 20. Она со своей командой была организатором многих наших концертов. Она, кстати, из россии, но жила там очень-очень давно. И перед тем, как ехать, Снежка ей звонит и так осторожно спрашивает: «Маша, как дела? А какая у тебя позиция? Ничего же не ясно было, все разные и у каждого башню срывало, не понимаешь кто и что. На что она отвечает: «Снежана, как ты могла обо мне такое подумать? Да я волонтер, у нас здесь митинги, мы людей принимаем, расселяем…» Мы выдохнули, человек остался таким, как и был.

И тут она добавляет: «За минуту до вашего звонка мне позвонил немец и говорит, что у него есть три свободные комнаты для украинцев. Все, давайте ко мне!» И мы уже знали, куда ехать. Нас приютил немец, нас было 16 человек, кроме нас - еще две семьи.

Теперь живем сами. Нас приютила немецкая семья. У них огромный участок, дом, а мы живем в небольшом домике при въезде. Это нечто пожожее на домик для прислуги. Но здесь очень уютно, тихо, спокойно.

- Вы писали, что сходите с ума от ненависти из-за того, что делают русские на нашей земле. Что делаете с этой ненавистью внутри, чтобы она не съедала?

– Она съедает, да. Любая ненависть, негатив разъедает душу. Я спасаюсь работой. Если это не концерты – помощь кому-то, просто физическая работа. Могу траву покосить. Могу такой жесткой йогой позаниматься – так что потом не чувствуешь тела. Это нужно, чтобы не сойти с ума. Спасают отзывы на твой труд. Они позволяют успокоиться, знать, что ты каждый день делаешь все, что от тебя зависит. Когда видишь результат – это дает какие-то силы. Но ведь ненависть никуда не исчезает.

– Что вам хочется сделать, когда мы победим?

- Первое – это, конечно, вернуться домой, к своим. Собраться всем вместе на нашей площади Свободы в Харькове, обниматься, чтобы звучала музыка, мы танцевали, жарили колбаски, картошку. Устроить такие народные гуляния.

Второе – хочу все же выпустить свой альбом «Космотато», который должен был выйти 25 февраля 2022 года. Третье – это идея не моя, идея моего прекрасного друга Паши Алдошина, он сейчас в ВСУ, но я тоже этого хотел бы. Он предложил построить огромную стену между этими проклятыми странами – россией и беларусью, - стену из обломков зданий, железа, бетона, камней, обломков ракет… Построить красиво и творчески. Чтобы она стояла как память. Чтобы каждый смотрел и чувствовал все до мелочей. Чтобы наша память никогда эту войну не забыла.

Артист говорит, что сегодня нужно каждый день работать во благо нашей страны и победы. Фото: Пресс-служба Сергея Бабкина

Снежана Бабкина: Живем абсолютно так, как и все остальные

- Снежана, а как вы справляетесь?

- До войны мы жили в Харькове, ни в чем не нуждались, как и все, в своих домах. У нас было абсолютно все, у нас была суперсчастливая жизнь. И вдруг все изменилось на сто процентов.

Когда мы начали оформлять в Германии документы на всю семью, мы как-то особо не задумываясь почти автоматически оформились все как беженцы и получили право на соответствующие выплаты. Поэтому, когда Сергей начал играть благотворительные концерты, мы приняли решение: абсолютно все деньги до копейки отправлять в Украину. Если мы здесь, то мы должны работать и быть полезны.

В Германии, слава Богу, есть ежемесячная финансовая помощь – и детям, и взрослым. И поскольку у нас есть помощь, все, что зарабатываем, передаем разным учреждениям и волонтерам Харькова. Живем абсолютно так, как и все остальные. Я говорила Сергею, слава Богу, что мы не чувствуем от этого большого дискомфорта. Может, благодаря тому, что мы 8 лет занимаемся духовными практиками, йогой, медитациями, это помогает работать с гордыней, сделать разум более гибким.

Сейчас мы живем в маленьком домике, который, по-видимому, в свое время был построен для прислуги, работавшей в главном доме. Немецкие хозяева, у которых мы живем, говорят, что можем здесь жить до октября, а потом должны уехать, потому что, скорее всего, этот домик не пригоден к жизни. У них есть правила, все очень четко, и они этот домик будут сносить.

Живем только на социальную помощь, ничего лишнего себе не позволяем. Мы не ходим ни по кафешкам, ни по ресторанам, сидим дома, а все заработанные деньги переводим на помощь нашим. Когда я стала подсчитывать, сколько удалось собрать, я даже удивилась и одновременно восхитилась Сергеем, потому что мы собрали действительно огромную сумму. Нам очень важно ощущать свою потребность.

В Германии достаточно неплохая социальная помощь, и нам этих денег как раз хватает на питание. Слава Богу, дом бесплатный, коммунальные мы не платим. Хозяин, нас приютивший, уже 15 лет занимается помощью беженцам, поэтому за наши коммунальные тоже платит социальная служба. Как будет в октябре – непонятно. Конечно, мы мечтаем к этому времени вернуться в Харьков. Силы тоже не безграничны. Чужая земля – это совсем не то, в чем мы нуждаемся.

– Дети пошли там в школу? Или учились онлайн?

– Они ходят в немецкую школу. Здесь по правилам, если ты не отдаешь детей в школу, могут либо депортировать, либо выписать штрафы.

В Германии очень жестко с этим, поэтому, когда они увидели детей, сразу спросили, какой возраст, и сказали, что им нужно учиться. И удивительным образом у наших детей появилась возможность пойти в Школу Монтессори. Это частная школа, я не знаю, сколько она стоит, но говорят, она очень дорогая. Многие немцы мечтают отдать своих детей в эту школу, но у них не хватает на нее средств. Так сложилось, что немецкие родители оплатили обучение 30 украинских детей. И Артур и Веселина чудом попали в эту тридцатку.

У них там совершенно свободный подход к обучению. То есть, хочешь на математику – идешь на математику. Хочешь вместо математики сейчас пойти в тренажерный зал – идешь в тренажерный зал. Если не хочешь – берешь баллончик и идешь разрисовывать красками стены. И у них вырастают суперуспешные дети. Это для меня полный разрыв шаблона – как так можно! И они очень счастливы.

Украинского языка там нет, русского – тоже. В других странах есть интеграционные школы, мы общаемся с другими родителями, а этих, как слепых котят, бросили и давайте – учитесь!

Но, опять же, каким-то странным образом, наверное, где-то там мы заслужили, что все так складывается, чтобы только мы могли работать и помогать другим.

И организаторы находятся, и концерты проводятся, и все открыты к нам. Меня спрашивают: «Снежана, а какой бытовой райдер»? Говорю – да никакого! Разговаривали с Сергеем, что такое было, наверное, лет 15 назад. Когда я с ним только начала работать как концертный директор, у него, кроме одного бутербродика, грубо говоря, ничего больше в райдере не было. Потом мы выросли, получили определенный статус, пятизвездочные отели, а сейчас – как 15 лет назад. Но нам ничего и не нужно. Куда можем доехать – едем на своей машине, чтобы максимально экономить средства, нам важно больше заработать для тех, кто в этих деньгах нуждается.

Бабкины почти все время в пути между концертами, которые артист дал в Европе и США. Фото: Instagram.com/snezhana_babkina/

От простых немцев, не политиков, очень большая помощь

- А в школе все преподавание на немецком? Английского нет?

- Все на немецком. Я у детей спрашиваю: «Что вы понимаете»? А Артур говорит: «Мама, я понимаю, какой урок, глядя на формулы на доске. Вижу какие-то знакомые формулы, значит это алгебра или химия».

Но вот приходит к нам наш хозяин-немец, я сразу включаю переводчик, чтобы мы друг друга понимали, а наша Веселина начинает его переводить. Она в школе около 3,5 месяцев, но уже начинает понимать немецкий язык благодаря тому, что общается в этой среде.

– У них и летом учеба?

- Да, сейчас идет обучение. У них каникулы начинаются в конце июля. Но наши друзья организовывают много лагерей для украинских детей. Наши тоже поедут туда. Спонсоруют эти лагеря тоже немцы. От простых немцев, не политиков, идет очень большая помощь.

Это просто какой-то парадокс – мы убегали от россиян к немцам! Интересно, что первый наш дом был в очень старинном элитном городке, там нереально красивые дома, которым больше ста лет. А какие там авто – мы таких даже никогда не видели! Начали интересоваться, оказывается, что в этом небольшом городке жило ближайшее окружение Гитлера. Только представьте!

В Германии уже несколько поколений живут с чувством вины за Вторую мировую, поэтому они лично воспринимают те жуткие преступления, которые совершают российские военные и путинский режим в Украине. Наш родной Харьков разрушают каждый день.

Сергей и Снежана с детьми – Артуром, Веселиной и Елисеем. Снежана признается, что дети не дают ей раскиснуть. Фото: Instagram.com/snezhana_babkina/

Стараюсь смириться, что однажды утром дома может уже не быть

– Дом целый?

– С домом пока все хорошо, но за забором у нас уже пяти домов нет. В этот район, где мы живем, прилетает очень часто. У наших многих друзей уже нет домов. Некоторых наших друзей уже нет. Это очень тяжело. И я даже иногда не понимаю, что делать дальше. Это ужас, что там происходит.

В Харькове мы живем в таунхаусе, это комплекс, и там остался только один наш сосед. Он уже пожилой человек, из тех, которые никуда уезжать из родного дома не хотят. И он взял на себя роль охранника нашего комплекса. Только благодаря ему, мы знаем, что с домом.

Каждое утро я просыпаюсь, захожу в домашний чат прочесть от него новости, стараюсь внутренне быть готова, что может быть все что угодно. Стараюсь смириться, что однажды утром дома может уже не быть. И тут же успокаиваю себя мудрыми фразами, что все – не вечное, материальное – это пустое. Но, конечно, принять это полностью я не могу. Не знаю как это сделать. Все, что сейчас происходит, это огромная боль.